«Счастье — быть бесконечно малым»: «Том Сойер Фест» в Саратове
136
Саратовский «Том Сойер Фест» одним из первых столкнулся с перспективой сноса объектов, над которым работали волонтеры – сейчас под угрозой два дома, на одном из которых продолжаются работы. Координатор Николай Зайченко активно участвует в градозащитном движении, но в то же время относится к проблеме спокойно — по его мнению, цель фестиваля не в восстановлении домов, а в создании сообщества, ведь любой дом рано или поздно снесут, а связи между людьми — то, что нельзя разрушить. А еще ситуация со сносом показала, что фестивалю пора меняться и перестать восстанавливать дома чужим людям, считает Николай. Мы поговорили с ним о том, как «Том Сойер Фест» в Саратове дал начало Градозащитному совету при областной Думе, что не так с программой расселения из аварийного жилья, шаге в пустоту и переформатировании фестиваля.
«Том Сойер Фест» стал для меня образовательным центром»
Cаратов – это сосед Самары и сосед Волгограда. Более того, эти города построили одни и те же люди с разницей в пару лет. Саратов задумывался как крепость, чтобы защищаться от набегов, потом стал рыбацким, торговым городом, очень богатым. Конец XIX – начало ХХ века – это период расцвета Саратова, когда его называли столицей Поволжья, и он был третьим по размеру населения городом после Москвы и Санкт-Петербурга. У нас здесь жил Чернышевский, которого я люблю, и всякие купцы. Потом, в советское время, Саратов стал закрытым военным городом, связанным с авиационной промышленностью. Но при всей закрытости, здесь как-то оказался в студенческие годы Барак Обама. В 90-е годы Саратов повторил судьбу многих городов: все начало чахнуть. Сейчас, вроде бы, стало получше. Но в то же время, Саратов не самоопределился. После 90-х наступила свобода, а опасность свободы в том, что ты не знаешь, что с ней делать. Так все и живут – абы как. Думаю, одна из наших главных проблем в том, что мы не знаем, чего хотим и к чему мы стремимся. И поэтому не знаем, как нам действовать.
Основатель «Том Сойер Феста» в Саратове – Александр Ермишин. В 2017 году он создал здесь фестиваль. Волонтеры сделали объект на улице Северная. Это двухэтажный домик: первый этаж – кирпичный, второй – деревянный. Про него мало что известно, но известно про места, где стоит этот дом. Это самая старая часть города, территория саратовской крепости. Дом стоит там, где раньше проходила северная стена крепости. Поэтому улица так и называется – Северная. И я, и Ермишин, входим в Градозащитный совет при областной Думе. Мы боремся за территорию этой крепости: стараемся не допустить там вообще никаких сносов и новых строений. Очень символично и ценно, что первый объект «Том Сойер Феста» в Саратове был как раз на территории крепости.
Я присоединился к фесту во втором сезоне. Мы делали объект на улице Мичурина, который называем пряничным домиком. Среди украшений дома есть так называемая саратовская волна. Этот узор на наличниках считается уникальным, потому что он был взять не из каких-то общепринятых образцов, а с нашего главного собора.
Я пришел больше писать о «Том Сойер Фесте», нежели работать. Сначала я был волонтером: подметал, подавал, приносил, разговаривал с прохожими. А потом пришлось брать инструмент в руки. Мало-помалу, научился делать. Мне доверили писать публикации о фестивале. Я начал писать каждый день, людям нравилось. А так как каждый день сложно придумывать что-то новое, приходилось искать вдохновение. Когда я про что-то писал, я про это читал – про окна, наличники, ставни, устройство домов и быта. Я в это погрузился, и «Том Сойер Фест» стал для меня, так сказать, образовательным центром. Я начал не только писать, но и водить экскурсии.
Проект «Кибальников»
Когда я пришел на «Том Сойер Фест», Ермишин был очень рад, потому что работа координатора –затратная, сложная и при этом невидимая. Все думают, что ты дурака валяешь. Ермишин втайне надеялся, что я стану координатором. Осенью 2019 я поехал на конференцию городов-участников фестиваля, вдохновился и услышал, что надо побыстрее выбирать новый объект, чтобы вовремя отправить заявки спонсорам. А в нашей команде никто особо не двигался. Я думаю: надо предлагать. В новогодние праздники я сходил с братом в дом-музей Чернышевского, и когда мы оттуда возвращались по Бабушкиному Взвозу, брат сказал: «Вот дом, в котором жил скульптор, который поставил памятник Чернышевскому». А памятник Чернышевскому – это самый главный памятник в Саратове, все его знают. У меня глаз сразу упал на этот дом, деревянненький, думаю: восстановим резьбу, и будет хорошо. Я предлагаю этот дом в качестве объекта, нас находит внучка этого скульптора, Кибальникова, показывает про него фильм, снятый в советские годы. Мы ей говорим: «Можно, мы вас сфотографируем на фоне дома?» Она говорит: «Да, конечно». Мы идем по Бабушкиному Взвозу, я дохожу до деревянного дома, а внучка скульптора, почему-то, не доходит. И тут она возводит руку и говорит: «Вот, в этих крайних окнах жил мой дедушка». Я понимаю, что она показывает не на деревянный дом с резьбой, а на кирпичный без резьбы и вообще некрасивый. Но мы сделали вид, что все знали.
Люди поддержали идею восстановить дом Кибальникова. Дом – не объект культурного наследия, но он важен для истории Саратова. Команда «Том Сойер Феста», которая от меня, наверное, порядком устала, ушла в отказ: «Мы не будем с ним работать». Я расстроился и испугался, потому что, когда уже вложено много ресурсов, отступать тяжело. Тем более, это была моя первая инициатива. Но я не шел на конфликты, так как понимал, что проект можно осуществить только в команде. Команда предлагала другой объект, я сказал: «Ладно, сходите, получите согласие собственников, и будем работать». Наступила весна, пришло время договариваться со спонсорами, а они что-то все не шли. Я говорю: «Тогда, ребята, я буду получать согласие собственников дома Кибальникова в качестве запасного варианта». Получил, списался со спонсорами, и в начале лета пришла новость от собственников объекта, выбранного командой, что они нам не верят, и восстанавливать дом не разрешают. Так произошел «мирный переворот»: я стал координатором, потому что я изначально был за дом Кибальникова, организовал вокруг него движуху, и теперь ответственность лежит на мне.
Мы изначально брали дом на два года. Но во второй год случился коронавирус, и нам пришлось начинать не в мае, а в июле. Поэтому мы ушли в глубокую осень. Оставалось сделать лепнину, а лепнина осенью не засыхала. Надеюсь, в этом году мы все закончим.
«Нам как обухом на голову упало: дом под снос»
История с Бабушкиным Взвозов и домом на Мичурина нас шокировала. Мы узнали про нее благодаря градозащитному сообществу, потому что все, как всегда, делается втихаря. Хорошо, что узнали вовремя и подняли тревогу. Нам было известно, что дома не должны были идти под снос, так как это одно из условий выбора объекта. Когда мы договаривались с представителями администрации, нас уверяли, что дома трогать не будут. По Бабушкиному Взвозу нам сказали, что в ближайшие пять лет даже не планируют рассматривать снос этого дома. Я спросил: «А вы можете написать об этом документ?» В комитете по архитектуре ответили: «Лучше не надо, потому что если мы подпишем документ, нам придется за вами следить, что вы все делаете по правилам». Мы, наивные добрые ребята, сочли: ладно, тогда не надо. И потом, нам как обухом на голову упало: дом под снос. Спрашиваем: «Вы же обещали?» А нам говорят: «Ну, а сейчас – вот так».
Дом на Мичурина – муниципальный, и его хозяева, бабушка с дедушкой, жили там на птичьих правах. Этот дом в более опасной ситуации, чем дом Кибальникова. Собственник – государство, исторической ценности он не имеет, поэтому завтра его могут снести, и все будет по закону. Это грустно, потому что мы, грубо говоря, не знаем, что с ним делать. Дедушка умер, а бабушка уехала к родственникам в Симферополь. Родственники бабушки за дом не держатся, не заинтересованы в его сохранении, да и не особо имеют к нему отношения, так как он муниципальный.
«Рассчитывали, что жильцы сплотятся и заступятся за дом, но этого не произошло»
История с домом Кибальникова в Бабушкином Взвозе – более сложная. Одна семья помогала нам в работах, пекла пироги, другие хотели, чтобы их поскорее снесли. Третьи были алкоголиками, а четвертые вообще живут в других местах, и когда нас видят, думают, что мы шарлатаны. В общем, полный букет. В этом всем мы варились, у жильцов, которые к нам не очень хорошо относились, накапливалась усталость. На самом деле, от фестиваля устаешь, когда в нем не участвуешь. Когда во дворе звучит болгарка, ты думаешь: «Когда они заткнутся уже?» А когда ты сам с болгаркой, думаешь: «Как хорошо работается, надо побольше сделать». Если жители участвуют в работах – они по-другому относятся к ним, вот почему людей надо вовлекать.
С алкоголиками типичная история: приходили их друзья, начинали играться с инструментами, приходилось идти на конфликт. Как-то у одного из жильцов случилась белая горячка, и ему показалось, что я хочу подложить бомбу, взорвать окно, чтобы пролезть к нему на кухню и украсть посуду. Он вышел к нам с заточенной стамеской, но мы его поймали, отняли стамеску, вызвали санитаров. Через неделю он попросил прощения.
У дома – смешанная собственность: и муниципальная, и частная, поэтому его снос – более сложный процесс. Надо расселять много жильцов, а очередь на расселение – 7-10 лет. Так что в ближайшие 7 лет с ним не должно ничего случится. В идеале, мы рассчитывали, что жильцы сплотятся и заступятся за дом, но этого не произошло. Семья, которая нам помогала, сказала: «Если бы у нас были союзники, мы бы судились и отстаивали дом. А так, если мы его отстоим, станем врагами с соседями. Зачем нам это нужно? Пускай расселяют, хотя мы этого и не хотим».
После завершения работ мы хотим вывести его в реестр ОКН (объектов культурного наследия. – Прим.авт.) Но и тут есть препятствия. В Управлении по охране памятников сказали: а вы докажите, что здесь жил Кибальников. Мы говорим: есть дочка и внучка, которые готовы это подтвердить. А нам отвечают: мало ли, что они говорят. Доказать – очень трудно. Дом принадлежал жене Кибальникова, и все документы были оформлены на нее. Так что здесь нужно оказывать политическое давление. Потому что они не не могут принять его в реестр ОКН – они не хотят. Мы пытаемся всеми правдами и неправдами – через Захара Прилепина, Вячеслава Володина. Знаю, что отношение к ним неоднозначное, но, например, Дмитрий Быков к нам не приезжает. А Захар Прилепин – приезжает, поэтому мы к нему обращаемся.
«Эту тему надо двигать: чтобы в отчетности о расселении не был обязательным пункт о сносе, а был еще вариант реставрации»
Мой личный итог фестиваля в том, что я стал одним из градозащитников. В том числе благодаря «Том Сойер Фесту» у нас появилось градозащитное сообщество, довольно большая группа. Мы раз в месяц заседаем в Градозащитном совете при Саратовской областной Думе, появление которого произошло по нашей инициативе. К нам приходят чиновники, отвечают на вопросы. Наш орган – совещательный, рекомендательного характера. Мы не можем издавать указы, но можем сказать: этот дом красивый, его трогать нельзя. Мы не защищаем все подряд: есть дома, которые не несут ценности, жители хотят выселиться, и они действительно аварийные. К нам иногда прислушиваются, и некоторых вещей уже удалось добиться.
«Том Сойер Фест» является платформой для того, чтобы стать градозащитником. Для меня тема градозащиты началась с того, что жительница псевдоготики, которую у меня видно из окна, обшила ее белым сайдингом. Я наблюдал это и не знал, что делать: кому звонить, законно это, не законно? Я помню это страшное чувство беспомощности, когда на твоих глазах происходит беспредел, а ты знаешь, что делать. Сравнивая себя два года назад с собой сейчас, я горжусь тем, кем стал именно благодаря «Том Сойер Фесту».
Занимаясь вопросом сноса дома на Мичурина, мы с Ермишиным выяснили, что власти беспокоятся не о жильцах, и даже не о застройщиках, а выполняют президентскую программу по расселению из аварийного жилья. Федеральный бюджет распределяет деньги по областям и говорит: эти миллионы вам на то, чтобы вы расселили такое-то количество людей к такому-то сроку. Для отчетности нужно предоставить фотографию пустого участка. Если этого отчета с пустым участком не будет, в лучшем случае, в следующем году не дадут денег, а в худшем — недалеко до уголовного дела. Так что администрация, может быть, и понимает, что дом – крепкий и хороший, но нужно осваивать программу, и они заказывают экспертизу с «правильным» ответом. Так что проблему нужно искать не в экспертизах, а в освоении средств. Когда к нам приезжал Вячеслав Володин, мы озвучили эту проблему, и он сказал: «Давайте вы сделаете пакет поправок в закон, и мы постараемся их принять». Вначале от местных властей вроде было встречное движение, Ермишин ходил, делал этот пакет поправок, но потом все затихло. Но мы надеемся продавить эту тему еще раз, и тогда мы поможем не просто Саратову, а всей России. Эту тему надо двигать: чтобы в отчетности о расселении не был обязательным пункт о сносе, а был еще вариант реставрации. Если получится пункт с реставрацией, то деньги, которые сейчас выделяются на снос, можно пустить, например, на консервацию объекта. Потому что дома, которые остаются без хозяев, за пару лет превращаются в бомжатники, и потом либо горят, либо портятся от осадков.
Администрация Саратова старалась минимально вмешиваться в «Том Сойер Фест». Они нас не трогают, и мы их не трогаем. Мы думали: и слава богу. То, что они не вставляли нам палки в колеса, было максимальной помощью с их стороны. Но, с другой стороны, когда смотришь на Казань или Нижний Новгород, завидуешь белой завистью. К ним приходят губернаторы и мэры, работают на объекте, достают из карманов деньги – у нас всего этого нет. Теперь нас позиция администрации не устраивает, потому что они так же молчаливо приговорили наши дома под снос. Мне кажется, они подписывали все эти дома не глядя, а сейчас увидели, что это за дома и что за буча поднялась, и не спешат их трогать. Но надо помнить, что если над домом висит угроза сноса, жильцы не будут вкладывать силы в его ремонт и содержание. Это как на вокзале: ты сидишь и не знаешь, то ли в город пойти погулять, то ли уже ждать поезда.
«Сообщество – самое важное в «Том Сойер Фесте», что надо развивать. А дома, как все материальное в этом мире, приходят и уходят»
Когда стало известно про планы сноса наших объектов, люди признавались, что даже боялись мне звонить. Думали, что я близок к суициду. А потом когда видели, что я очень спокойный, очень удивлялись. Я не рвал на себе волосы и действительно воспринял эту историю спокойно. Я связываю это с тем, что для меня «Том Сойер Фест» — не про восстановление домов, а про создание сообщества. Задача не спасти дом, потому что пока мы один спасем, десять других рухнет. Но если мы найдем друг друга, человек не будет в ситуации, в какой я оказался два года назад, когда не знал, что делать, когда происходит страх и ужас. Пока ты один – ты беспомощен. А когда нас много, мы можем представлять какую-то силу.
Счастье — быть бесконечно малым. Это о том, что тем больше в твоем сообществе людей, тем меньшим ты являешься в этом сообществе. Кажется, что ты маленький, ты точка, ты никто, а на самом деле это здорово. Я начал один, а сейчас со мной рядом много людей, которые знают и могут больше меня. Если бы их не было, у меня бы точно ничего не получилось. Благодаря этим людям, которых все больше, ничтожный я становится всемогущим. Если я никто, я и есть одновременно все. Сообщество – самое важное в «Том Сойер Фесте», что надо развивать. А дома, как все материальное в этом мире, приходят и уходят. Дома можно снести, но любовь, дружбу – нет.
Недавно я рассказывал подруге о фестивале, и она сказала: «В менеджементе это называется проактивностью». Я говорю: «А что такое проактивность»? «Это когда человек готов делать что-то, хотя видит, что впереди неизвестность, и никто не хочет тебе помогать. Но ты делаешь этот шаг, падаешь, а потом понимаешь, что все не так уж страшно. Когда ты берешь на себя смелость сделать первый шаг – это и есть проактивность. А потом мир с тобой начинает соглашаться, и все начинает формироваться вокруг тебя». Нужно уметь сделать шаг в пустоту. В моей истории все так и получилось.
«Это будет намного более понятная вещь, чем делать дома незнакомым людям, и спасать здания, которые не хотят спасаться»
Нужно делать вещи для себя. Не для Родины, не для народа и так далее. Как показывает опыт, ни государство о тебе не печется, ни жители за тебя не заступятся в ответственный момент. Что можно сказать о планах на будущее? Наши дома – под снос. Брать новые в этой ситуации – как-то глупо. Можно вообще закрыться, но грустно это делать, когда уже сформировалось сообщество. Выход вижу в том, чтобы делать вещи для себя. Пусть это будут объекты не в центре города, не пряничные домики, и так далее. Если на «Том Сойер Фест» целый год ходил какой-нибудь волонтер, пусть он живет в пятиэтажке, но родители у него живут в старом доме, и у дома покосилось крыльцо, или у них сохранились красивые наличники, можно привести этот дом в порядок. Может, это вообще какая-нибудь дача, или постройка в глубине двора, которую никто никогда не увидит. Но это вещь, которую ты сделаешь для себя в широком смысле. Не для каких-нибудь алкашей, или тех, кто хочет поскорее съехать, а для людей которые сочувствуют тебе не только словом, но и делом. Даже если это какой-то некрасивый объект, это будет лучше, чем делать дома, которые тебе неблагодарны. Я считаю это правильным, так как выходить наружу можно только от внутреннего избытка. Как писал кто-то из классиков: «Не могу разговаривать о Боге, когда у меня под кроватью пыльно». Понятно, что не все зависит от нас, но некоторые моменты зависят точно. Надо отловить эти моменты, и их реализовать. Мне кажется, это будет намного более понятная вещь, чем делать дома незнакомым людям, и спасать здания, которые не хотят спасаться. Нужно перестать заниматься абсурдом.
Эта мысль довольно анархическая, так как мышление «старого» «Том Сойер Феста» — в том, чтобы делать для города, для жителей, которые «потребляют» фасады. Поэтому нужно делать что-то не внутри двора, а там, где проходят люди. Но опыт показывает, что люди не особо получают удовольствие от обновленных фасадов, а выбегают на нас с заточенной стамеской. А те немногие, кто действительно получает удовольствие от участия в фестивале, страдают из-за того, что помогают чужому дяде, а себе – нет. Может быть, было бы правильным это исправить. И, возможно, «Том Сойер Фест» в Саратове в следующие годы переформатируется в этом направлении.
«Нужно меняться, иначе душа потеряется»
Мне кажется, что «Том Сойер Фест» ждет сценарий близкий к тому, что произошло в Нижнем Новгороде. Я понимаю всех, кто негативно относится к этому опыту. Другие говорят – все верно, нужно искать диалог с властью. Сценарий Нижнего Новгорода в том, что если фокусироваться на объектах, а не на сообществе, в конце концов получится так , что и государству, и спонсорам выгодно работать с «Том Сойер Фестом». Государство выполняет свои цели: вот у нас волонтерское движение, диалог с народом, сохранение истории и так далее. Спонсорам тоже удобно, когда город успевает в один год восстановить по семь домов. Получается, что отдача от таких городов очень высокая, все довольны. Но, как и любая растущая компания, «Том Сойер Фест» с этим ростом, скорее всего, потеряет человечность. Это не плохо – это естественно.
Если «Том Сойер Фест» не переформатируется, он продолжит существование, будет эффективным, но никто из координаторов не позвонит мне для сердечной беседы. Поэтому, нужно меняться, иначе душа потеряется. Возможно, эти изменения касаются не самого «Том Сойер Феста», а координаторов. Например, девушки из Челябинска открыли свою НКО. Это – нормальное переформатирование, когда «Том Сойер Фест» используется как трамплин для перехода к схожей деятельности. При этом нельзя сказать, что они использовали фестиваль в меркантильных интересах. Девчонки сделали очень правильно. «Том Сойер Фест» нужно использовать для получения ценного опыта, но не для того, чтобы в нем укорениться, а чтобы потом выйти из корней и прорасти в прекрасные ветви с плодами.
Текст: Алина Коленченко
Фото: Марина Карачаровская
Интервью опубликовано в рамках проекта, реализуемого с использованием гранта Президента Российской Федерации на развитие гражданского общества, предоставленного Фондом президентских грантов.